***

Не насмотреться. А значит, ещё нас помирит грусть
В танце оттенков, питаемом вздохом пощады.
Вдруг удивиться, что эта судьба наизусть
Кем-то прочитана с явно пустынной эстрады.
Вот звук последний угас как признанье свечи
Синему морю, по-прежнему синему морю.
Кто его слышал? Отчаянный ветер в ночи,
Споря, беснуясь, а дальше уже и не споря.
Да, из грядущей ночи молодой шалопай.
Солнце теперь. Карнавалы, беда, карнавалы.
Ад на какую-то букву короче чем рай.
Странность длиннее чем самые разные страны.
Близость спокойна как нить. Видишь, пышно постель
Родственник твой постилает бессонным деревьям.
Кто там пришёл? Посмотри через сад, через дверь.
Только бездонное небо сквозь жгучие перья.


***

Круторогая скорбь, ты еще грезишь глазом рабыни.
Ожиданье охотника ныне щекочет покой.
Шепчешь: да, он убьет нас в пустыне, в гордыне, в пучине,
Ну а мы возродимся хотя бы просящей рукой.
Разве это не то, что просила безумная совесть?
Нет надежды укрыться, мы слишком неопытны, друг.
И опять эта ветошь, руина терпения, то есть
То, к чему прикасается пламя неистовых губ.
И опять новость ветра, бессмертная пьяная новость,
Что охотник пугается тени огромных зеркал.
С каждым вздохом несчастье взрослей чтоб сказать "успокоюсь".
Посмотри на того, кого звал, в каплях музыки ждал.


***

Опять воссоздавать всё до крупицы,
Но это ложь, крупица это ты.
И всё-таки оно осуществится,
Паденье под горящие мосты.
Под ними очи огненного стража -
Куда идешь, несносная душа?
Не проклиная, жить во имя жажды
Слепого как простор карандаша.
Конечно, зряч он в измеренье новом,
А крыша одеяло у ежа.
Дай запастись терпением и словом,
Пока рисуют крылья неспеша.


***

Осыпающийся покой,
В кепке знакомая тень.
Кто пировал под звездой,
На того навалилась метель.

Осыпающийся уют,
Пестрой постели глаза.
Разве тебя сожгут,
Разве ты дым лица.

Музыка сыновей,
Музыка дочерей,
Что уйдут от глупых затей
В шорох садов детей.

Разве тягаться с ней
С музыкой той, ей привет.
Музыка нищих царей,
Собирающая букет.


***

Эта осень старых дух часов,
Скука, что простирана до нитки.
Как бледнеют ноты милых слов.
Как тонки прожилки и убытки.
Сыплющихся листьев стрекоза
Из тоннеля грустного урока
Предлагает всем закрыть глаза
Обреченно дерзко одиноко.
Ничего не надо начинать.
Есть опасность быть необходимым.
Кот садится на твою кровать.
Школьники найдут его красивым.
Он молчит презрительно как граф,
Как актеры-бабочки афиши.
Где ты, шарф, прекрасный длинный шарф?
Под какой оцепенелой крышей?
Молодость вопросов. Старость тем.
Мудрость великана в каждом шаге,
Что уменьшился затем, затем, затем
Чтобы знать об осени отваги.


***

Накрапывает легкость вслух почти,
Дымок струится вежливым виденьем.
И наизусть забытые миры
Идут на свет, стоя в оцепененье.
И хочется сказать: я все скажу
О великанах, карликах, дурманах.
Ведь я не знаю ни зачем, ни почему.
Дышу лишь правдою, а говорю обманом.
И как молчать, когда другие говорят:
Что будешь ты на ужин - ложь иль эхо
Того, что станет главною помехой
Стыдиться зрению, пока глаза глядят?


***

Как ярки старые листы.
Они лежат, не раздеваясь.
Они как чудо красоты
Не могут быть, не приближаясь.
В них есть знакомые черты,
Портрет мурашек на асфальте.
Из глубины, из немоты
Сияйте, милые, сияйте.
Счастливчики, нет злобы в том,
Чтоб наступить на вас ногами.
Какая польза есть в простом?
Разгадывать печаль за вами.