СТАТЬЯ О ПОМИДОРАХ

— Я пишу статью о помидорах, —
— говорит мой друг, —
но получается статья о войне,
чтобы я не написал,
даже о любви,
всё равно получается о войне,
да и как не писать о ней
если она во мне?

И он пишет так:
Если недозревшие
зелёные помидоры,
накрыть ватником, шинелью,
бушлатом или одеялом,
через неделю,
они станут красными,
тогда надо выдавить сок,
угостить им бога войны,
пусть вместо крови пьет
столь же красный томатный сок,
тогда и войне конец
прекратятся споры и ссоры,
и я напишу пару строк
не о ней, а о помидорах.


ЗАКОН ОБРАТНЫХ КВАДРАТОВ

Есть закон обратных квадратов, —
— говорит мой друг, —
то есть, мощность излучения
падает пропорционально квадрату расстояния
от его источника.

В детстве я хотел построить радиостанцию,
чтобы передавать любимую музыку
не думая о заработке.
Или, оседлав радиоволны,
отправиться во вселенную,
важным сообщением.

Но согласно этому закону
волны стремительно гаснут,
голос мой теряется
в белом шуме
в мёртвой зыби радиопомех —
лишь ничего не говорящий прибой,
и в ответ на «хочу быть с Тобой!»
только тихий смех.


АКВАМЕТРИЯ

— Дело не в числе, а в форме,
в точках, которые можно соединять разным образом,
и кратчайшее расстояние
не обязательно путь по прямой, —
сказал мой друг, —
геометрия себя исчерпала,
так почему бы не перейти к акваметрии,
где водные течения закручивают прямые,
соединяя параллели,
где даже человеческое тело можно вытянуть
до немыслимого,
вот недавно натолкнулся на видеоролик,
там парень первоначально среднего роста
показывал, как самому у себя отсосать,
он изогнулся змеей,
кусающей свой хвост,
а когда закончил и встал
его голова упиралась уже в потолок,
смешно, да?

Друг вышел, не закрыв за собой дверь,
и стайка серебряных рыб промелькнула в проеме
где стеною стояла вода.


ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА

— Наступают последние времена, —
говорит мой друг, —
где слова страна и война —
просто пустой звук.
Он ведёт журнал землетрясений,
а они происходят всё чаще:
подземный железный поток
движется от Канады к Сибири.

— Земля раскручивается
как безумный волчок,
— говорит мой друг, —
мёртвые едят наше время,
пока съели какие-то там секунды,
но аппетиты растут,
однажды время закончится —
и ты не успеешь даже
на Страшный суд.

— Происходят странные вещи,
— говорит мой друг, —
я видел людей на площади
без ног и без рук,
я видел человека с зашитым ртом,
видел тех, кто идёт по ложному следу
ночной тени в зимнем пальто
под ледяным светом.

— Мёртвые хватают землю руками, —
говорит мой друг, —
мёртвые едят наше время,
поэтому мы связываем им руки,
зашиваем рты,

а ты
все ходишь по кругу,
подбирая объедки,
смотришь на хмурое небо,
для которого тебя нет и
никогда не было.


ЗАПАХИ

— Я изучаю запах душевных болезней,
— говорит мой друг, —
это совсем непростое дело,
запах настоящего шизофреника
как букет хорошего вина,
десятки разных веществ,
а не какая-то одна
транс-3-метил-2-гексеновая кислота,
доктор Лектор ошибся,
аромат безумия воспринимается
не только обонятельными рецепторами,
его чувствуешь сердцем,
как запах страха и запах смерти,
никакой химик тут не нужен.
Так одна моя пациентка пахла фиалкой
а другой пациент — ананасом,
только я уловил это.

— Все они пахнут грязным бельем,
крысиным подвалом,
и всяким гнильем, —
говорит его жена, —
Лучше бы изучал запах денег,
вот на что надо иметь нюх!

А у меня давно нос заложен,
и мне все равно, чем пахнет мой друг.


***

Его дом горит,
а он идёт прочь
с небольшим рюкзаком,
сын идёт за ним,
и жена зарёванная
идёт за ним,
и позади них —
зарево.

А он говорит:
Пусть горит,
теперь вместо дома
мы построим корабль
и всё начнем заново.

Гори мой дом, —
так он говорит, —
ведь лучше гореть,
чем постепенно
приходить в ветхость,
быть съеденным
плесенью и жучком.

Гори мой дом,
мой славный хороший дом,
ярче гори, —
так он говорит, —
у меня ведь тоже болит,
и внутри и снаружи болит,
это зарево — моя кровь:
дорога пропитана кровью,
все деревья в крови,
даже на облаке красный след…

Гори мой дом, —
так он говорит, —
ярче гори,
нам нужен твой свет.


***

Один говорит: Я могу летать…
Прыгает из окна и
падает,
становясь на земле
пёстрым узором осенних листьев.

Другой говорит:
Я прохожу сквозь стены,
сейчас покажу.
Однако стена не поддаётся,
тогда он долбит её
кувалдой, перфоратором,
выламывает куски,
кашляя от пыли…
Наконец, проходит в квартиру соседей,
где все так же,
как и у него:
стол, шкаф, на столе посуда,
пыль от долбежки
садится повсюду —
ничего чудесного,
кроме праздничных всполохов
милицейской мигалки за окном,
да и это вполне ожидаемо.

Но в камере,
когда кажется, что выхода уже нет,
он проходит сквозь стену
совершенно свободно,
ничего не ломая,
во двор, где
ветер поднимает осенние листья,
нёсет между домами,
и тот, кто падал, летит.

Свобода живёт в коридоре, —
говорит третий, —
когда нас укладывали спать
мы смотрели из детской
в щель приоткрытой двери
и видели этот ветер.