I

Осень наступила ночью пятого августа,
Вероятно, с первыми проблесками утра,
Когда небо, покрываясь солью,
Свергается в неодолимое настоящее
На краю сновидения.

В этих реальнейших промежутках,
Что старше рассвета не важно какого лета,
Где, кажется, вот-вот прекратятся эти туда и обратно
И вместе с тем нужны будут годы определить,
Когда же река действительно стала рекой,
Время ничего не изменило — лишь только
Воскресило в безразличных венах
Прибои первых раздоров.

Нет для нее здесь места, для меры,
Привезенной продавцом из поездки,
Портным, промышляющим в доках,
Застраховавшей когда-то груз ткани и масла,
Здесь в этом порту и там в том реестре
— Да, этот черный всегда под рукой, вот же он —
В ритме желто-железных кранов и элеваторов.

Та сцена древняя пускай еще понятна,
Пусть даже и нова в каком-то роде.

Но, стоит признать, ничто от времени не обветшало.
Напротив, всё навсегда осталось пугающе целым.
Кто скажет о том, как это припомнить?
Ведь именно здесь, не где-то еще,
Сейчас и поэтому,
ни до и ни после. К примеру, сентябрьским утром…

Но не во времени дело.


2

После того как мы оставили спать старого школьного учителя
в тени зеленых кустов и тростников (где склеп для синички)
— Что однажды стало крайне необходимо,
Ведь из подобного расположения духа прямая дорога к терпкой ностальгии —
Что-то еще проплыло под лампой:

Кое-что нужно исключить навсегда,
Несмотря на запах бензина и влажную землю в жестянках,
Поросших скудными цветами львиного зева
(Аллюзия, как я думаю, на дощатый барак
Прокатчика великов, на который наткнулись вы вечером по пути обратно;
Или, быть может, при совсем других обстоятельствах,
На фамильное серебро к чаю под перечным деревом)…

Нет, тут и там еще чуть-чуть тишины или же шума от него, от моря,
Что обрывается прямо в ковер из душистых сосновых иголок.

Кого попросить посмотреть? Смотрите же
На этот земли уголок, чуть заброшенный, ласковый чуть,
На зарю, что струится промежду огнями (карликовые дубы и древесный уголь)
Там, где и правда ничего никогда не случалось кроме
Зимних дождей и урожая инжира,
Не говоря о рождениях и смертях, безвозвратно утерянных для истории.

Сейчас я держу его перед глазами,
Недвижное словно вопль расстояние, позади которого вброшен
Сарыч в распоряжении горнего изумления.
Где-то улица залита солнцем,
И вы знаете море близко — между геранями, на опаленном синем краю города,
Тенистое мерцание напротив ослиных спин у ветеринарки.

Ты можешь прийти. Ведь по-другому быть и не может.
Мы вместе будем курить мятные сигареты
И наблюдать, как снова паром отплывает.
А что дальше — посмотрим.


3

Но ведь

Старый школьный учитель, возможно, еще не показался
И все же придется спуститься в сад, чтобы попробовать в том убедиться;
Даже если сейчас сад не может предложить ничего
— Пустой панцирь гигантской морской черепахи —
Кроме всегдашней пустоты выветренных промежутков.

А до тех пор сколько будет раздумий в ответ на тишину?

Квохтанье рассерженной курицы у белой стены
— Что-то спонтанное в тоне, хотя темы серьезны,
И звенящий, между друзьями, воздух, чтобы болтать о пустяках —
Ни в коем случае не отвлечет меня
От мысли, что драма все же имела место.

Однако обнаруженный вами ребенок
(Горделиво улыбающийся с этой старой фотографии,
Хотя вы полагали, что он просто задумчив)
Тогда уже был самодовольным идиотом,
Присматривающим за чопорной теткой-старухой
Ради одного или даже двух страусиных яиц.

Все это, без сомнений, подчеркивает
То дело, которому мы отдаем все силы…
И я не вполне уверен, какие слова
Могли бы стать уместным комментарием
К такому прекрасному арт-проекту.

И вы, которые, должно быть, себе представляли,
Что, высунувшись из окна,
Увидите, без лишних усилий, мыс, траву, рыбаков,
Просто потому, что годами
Вы тайно тешили мумию этой безумной мечты.


4

Если что-нибудь и должно было оставить
После стольких отъездов и возвращений
Свой настолько же стойкий след,
То как же случилось, что вы совершенно не в курсе,
Что именно вас озадачило?

Там, на пересеченье улицы с еще какой-нибудь улицей
Было ли что-то конкретное, чтобы оправдать,
После стольких отъездов и возвращений, столь рискованное расследование,
Невероятную смесь эдемского сада с реальнейшей болью
(Которую мог бы испытывать камень для выпрямления старых гвоздей)?
Никто не ошибся бы в этих тревожных симптомах,
Но в таком случае нужно решительно отвергнуть
Практические советы дельцов от искусства, и просто перезимовать там
— Пусть даже с мыслью форсировать утро —
И дождаться сезона обильных дождей.

В ожидании этого нового этапа работы
Я останусь с бронзовыми пушками, что нацелены в море,
И, быть может, с обузою бытия, остававшейся
Чуждой так долго всему.

Так далеко от порта и от всего,
В час, когда кафе начинают заполнятся людьми неопределенного возраста,
Уверенными в себе благодаря золотому зубу во рту,
Между серым мрамором столов и зеркал, омытых испанской белизной,
Они — обитатели сумерек и, наверное, холостяки,
Оживленные только шумом своих голосов и звоном бокалов
И никогда никто из них не умрет
— Откровенно образцовый способ не думать о завтрашнем дне.


5

Никогда окончательно не отказываясь понравиться,
Мы все-таки скрылись от посторонних глаз.
И в каком-то смысле мы правы,
Ведь для нас, тайно причаливших на закате,
Было бы куда менее вероятно
— Даже если действовать из лучших побуждений, —
Если бы мы попытались рассеять в сознании пассажиров первого класса
Какую-либо мистификацию существующей системы.

Мы нашли для себя ряд смягчающих обстоятельств,
Таких, как, например, завышенная оценка широты,
В то время, как в коридорах верхней палубы
Пассажиры мечтали о суше
И о спекуляциях недвижимостью, имевших место
В каком-то виде уже во времена сожжения Рима или Карфагена
— Последнее было столь категорично, что мгновение тишины
Наступило перед тем, как всем разойтись на последней рюмке.

В конце концов они тоже не нашли ничего лучше
Шума своих голосов и звона бокалов;
Никто из них больше никогда не умрет,
— Даже откровенно образцовый способ избегать раздумий о завтрашнем дне.