(Для Димы)

Не торопись отдать свой ум и кости сладострастному вымыслу о композитных самостях. Давай  вспомню сначала что я такое сам по себе. Давай вернёмся к обману, вернёмся в час лжи, что примерно восемь вечера.

О, эту ласточку было не поймать! Умна, гибка, на стрёме—прямой путь в беду, вообще-то.

Наша хижина была в тумане, а под скатами крыши были ласточки со всем их приплодом и гамом и дерьмом. Помнишь как ты оставила дверь открытой, и одна ласточка предпочла тёплый свет внутренностей холодным сумеркам экзомира? И когда выбор был сделан, она сразу пожалела, она захотела назад в свободу, назад в тьму своей жизни. Спасаясь бегством, ласточка понадеялась на потолок: ярко горящий над её головой, подобно дневному небу. Вот так она и стала пленницей ложного мира собственных иллюзий.

Вот так и рождается самость.

Помнишь, как мы решили развеять её иллюзии при помощи ещё большего обмана. Мы выключили лампы, широко открыли двери, и стали светить фонарями на кусты во дворе. Так чтобы иллюзия спасения совпала с настоящим спасением. Ласточка доверилась обманчивому свету и оказалась в тёмном, холодном экзомире, совсем как раньше.

Вот так и рождается самость. Два обмана, две иллюзии сеют нашу правду; мы бежим из ночи, соблазнённые сном о запределье ночи; нас возвращает в ночь такая же фантазия. 

И что тогда правда? Вычитай одну ложь из другой и смотри что осталось. Да знаю я, что ответ неверен.

Следующим днём, я шёл по золототравным горам, шёл под жестоким солнцем. Я был одержимый пепел. И вот я облизал свои губы и так солоны они были—совсем как в недавнем сне, где этот злой и лёгкий мальчик наконец прекратил охоту, наконец поцеловал меня.