Умберто Саба

Портрет моей дочери

Моя дочурка с мячиком в руке,
глазищами лазурными, как небо,
в юбчонке летней: «Папа, --говорит—
пойдём с тобой гулять?»
Подумал я: из множества подобий,
мир уловивших множеством зеркал,
с чем я могу дитя моё сравнить?
и понял-- с пеной, пеною морской,
белеющей на гребешке волны,
лазурной струйкой пара на ветру,
и с тучками, что в ясных небесах
то встретятся, то разлетятся впрах—
всем естеством легчайшим и летучим,
что не поймать, не удержать в горсти.

***

Я как тот листок—взгляни—
на голой ветке всё держится—крепок ещё черенок.
Так оторви—и не жалей.
Твоя юность и тревоги твои озаряет.
Моя же—во мне—чересчур задержалась.
Ты первая выговори: «прощай»,
сам я не в силах.
Умереть—пустяк, только страшно
тебя утратить.


Альберто Несси

Одуванчик

В субботу счастливые ребятишки
там, внизу, у подножья домов и строений
держат в ладонях—и пускают по ветру
маленькие миры.
Лети, лети, лёгкий одуванчик,
над сверкающей змейкой реки,
отлетай
в тот край, где цветы
никогда не вянут.
Секунду длится видение
травы у дома, преображенной
светом вечности. А утомлённое к вечеру
человечество супермаркетов
вдыхает выхлопы газов.
Но на миг я вижу раненым оком:
на окраине захолустного городка
под сенью колонн, в старом дворике, дети
рвут одуванчики.


Эудженио Монтале

Небо и земля

Ты не могла поверить, что из века в век небеса
всё стремительней и стремительней
надвигаются на землю. Теперь, когда голос
ты уже не услышишь, открою тебе: небо ещё не упало,
это не бумеранг, брошенный, чтоб возвратиться.
Будучи нашим творением, оно уже не вернётся,
не лишившись смысла существования.
Но тогда выходит, что небеса не удержатся
без нас — небесного выхлопа — и без нашей истории.

Люди, которые оборачиваются

Возможно
ты уже не та, кем была,
и так и должно быть.
ты старательно тёрла бумагой по стеклу —
и истончились наши линии.
Но всё же что-то было начертано
на листах нашей жизни.
Подними их на свет, увеличь —
и проявится иерогриф огромней, чем та
тебя слепящая диадема.
Ты уже не возникнешь в иллюминаторе
батискафа, не вынырнешь из водорослевых глубин,
исследующая мутный поток,
чтобы придать смысл течению этой реки. Ты сойдёшь
по эскалатору от храма Меркурия
меж трупов в масках
ты единственная живущая,
и ты не задашься вопросом,
был ли это обман, выбор, сообщение
и кто бы из нас мог быть той мишенью
для лучника в ярмарочном тире.
И я не спрошу. Я сумел
увидеть мгновение — и довольно тому,
кто марширует в колонне как сейчас
приходится нам если мы ещё на земле.
или поверить было обманом. Скользишь.