Михаил Корюков

родился в 1991 году в г. Каменске-Уральском Свердловской области.

Окончил Уральский колледж строительства, архитектуры и предпринимательства города Екатеринбурга.

Организатор двух поэтических фестивалей «Воробей-фест» (2016 и 2017) в Каменске-Уральском.

Лонг-листы премии им. Евгения Туренко (2016), российско-итальянской литературной премии «Белла» (2017) и др.

Стихи публиковались на порталах «Мегалит», «Полутона», в журналах «Волга», «Новая Реальность», «Вещь», в антологии молодой уральской поэзии «Шепчутся и кричат» (Челябинск, 2016) и др.

Автор трёх книг стихов «Место будущего шрама» (2014), «Сильнее сейчас» (2016) и «Климатический мигрант» (2024).
Избранное
Стихи Михаила Корюкова не то чтобы открывают, но высвечивают не самые очевидные части речи уральской поэзии, восходящие к Вадиму Балабану и Наталии Санниковой (рифмы с парадоксами + автофикциональные верлибры). Помещенная в контексты здесь-и-сейчас эта поэзия наполнена катастрофической тревожностью, болью и хрупкой статикой осыпающегося мира.
Юлия Подлубнова


Несмотря на всю проблематичность мифа об уральской поэтической школе, многие ее черты. интуитивно ощущаемые как признаки общности, обнаруживаются в стихах Михаила Корюкова. Некая безбытность и сиротство в пространстве культуры. Суггестивность, парадоксальное сращение метареалистической метафорики и прямого лирического высказывания, деконструкция романтического "я" становятся во многом определяющими в этих стихах, которые, однако, не теряются среди иных текстов этой поэтической страты.
Данила Давыдов


Про то, что "из какого сора..." - уже давно стало общим местом и речевым штампом. А вот про "не ведая стыда" как-то забывается. А это не маловажный компонент, который даёт поэту право не только на ошибку, но и возможность ею воспользоваться: умереть и родиться заново. Поэт, выпуская книгу, демонстрирует доказательства жизни там, где её быть не может. Это и радует, и удивляет. К чему я ?.. А к тому, что у Михаила Корюкова это получилось.
Вадим Балабан
+ + +

родился лёжа лёжа и живёшь
зародышем лежа друзей рожаешь
твой мир в тумане а в тумане ёж
ты фантазируешь не представляешь

язык костра сгибается ко дну
бумагой пепел ёрзает убого
твои глаза склоняются ко сну
ты отлучён от родины и бога

а этот ёж сжигает разговор
слова под пламенем его кивками
ты просто есть но ты и не живой
стеснён и выжит пойман потолками

лежишь и думаешь что ты есть плоть
и всё снесёт и вынесет грудная
а ёж собрался новые колоть
и лапками дрова перебирает

+ + +

это вера в любовь и надежда в меня
ничего не вернётся во зло
ты оставишь за дверью кусок ноября
в это вечное будет давно

здесь к земле на могилах уродует блик
корридирует эхо нагим
раз срываешься в пик уползая на крик
будь же добр остаться таким

невесомый екат весь прохерен до дыр
как ни ляжешь в него
ни постелешь снега
изовьёшься змеёю в язык дыр-бул-щир
посмотри на себя
посмотри на себя

посмотри на себя здесь же страшно как днём
словно здравствуй
пожалуйста я же никто
всей мефодицей выскреб себя ни о чём
позаботься сожги
понарошку письмо

лишь бы буквы в горсти удержать и поднять
дочитаться до ужина хоть бы вдвоём
сокращайся побуквенно вспять и на Ѣ
или может я горе твоё?

+ + +

отовсюду всё отвернулось вовнутрь нас
прислоняешь свой потный лоб к холодному стеклу окна
смотришь на то что жило когда-то цвело под рёбрами
стыдно смотреть
как стыдно смотреть
на отслаивающуюся краску хрущёвок
на ржавеющую ракету на детской площадке
на горбатые брусья того же двора

только рубцы мои подают признаки жизни
кровоточащие язвы не дают покоя
сна я лишён стало быть покой теперь это мифы Блока

кровью из этой язвы я наполняю свои голые руки
поливаю корни волос на голове как прикармливают растения в саду
с растопыренными пальцами словно расчёска
вонзаю в поседевшие в ломающиеся будто прутья веника

отовсюду всё отвернулось вовнутрь нас
ты сидишь со мной сутулясь меня со спины обнимая
как же ты так раньше с гнилью двора соприкасалась
крепче любимая хватай меня держи не отпускай
царапай нутро мое не дай ему провалиться вовнутрь
руки мои трясутся ноги подкашиваются милая
дрожь накрывает
морозит.
оторопь

+ + +

сейчас
когда происходит очередное переосмысление свободы
как глотка воздуха
когда пандемия бьёт не только по лёгким свободы
но и собственно по самим лёгким
когда понятие борьбы за свободу переворачивается
и борьба за жизнь - это бездействие
когда на слово надеваются наручники
и запирают в вакуум
чтобы стать рыбьим голосом
появляется что-то из уральской поэзии нулевых
что-то сашино
петрушинское
что вот-вот
и мы заговорим на языке пчёл
зажужжим заметаемся
что мы дотянемся до материальной независимости
перестанем зависеть как художник от холста
перестанем зависеть от слова
избежим работы с этим материалом
мы придем к этой райской эстетике
минуя радикальные уходы
разорвав ограниченные возможности
тем самым перейдя в новые границы
в новые реалии искусства без претензий авангардного самосознания
без утопических мыслей

- доброе утро дорогая
- я наливаю чай с гвоздикой тебе налить?
- да спасибо
и мы пьем чай в саксонских садах
умиротворение

дара речи

красоте вокруг каменеет мёртвой
земляное ветками корни дерева
будто на это так
ветви сверху а корни снизу

ласковая целует в обществе по ночам
перед сердцем затянулся и задремал
не миновать беды слишком кроме чужака
в незаживающем мороке времени памятник

покуда как мы вросшие во врата британий
которой прибитой бездонной но только
дворняжки родинки кочевником упрямым
за всё спасибо

может рай говорят возвышающий символизм
все мои реки солнца тени
ни честно силу на правах музейных
в молчании корчится удушающих новостей

будто впервые тюрьмой домой
простите иуде конторы службы дружбы родинки
утром на закате пальцем мою органику
кем я стал на не купленной школьником контурной карте

защитную за что вы голодную смиренную дара речи
исцелить сквозь однозвучия не в силах
в темпе храма задыхаясь под ложечкой
засосало человека мира света

который плыви как солнышко
будто твоя свобода
варясь не затерялась до послезавтра
обезвоженной точно мумией в содержимое головы

тёмно неровно железно тычется аллегория
головами лезут спотыкаются о порог воздуха
бедные пляшут на краю энцефалитные
в кишении дремучих лысых основ

шестерёночно тревожит будто трещит сухарь
нахлебался музыки наревелся в трубы
кровеносно стриженный и уснувший с травами
словно соло хору одно искушение

над сырыми дым пустотой пневматики
полежим на сухое волнительно будто норма жизни
шершавое не слаще что поёт мне темечко
земле и небу во славу огненную

сокрушаясь до петухов дочитай идею
русские объятия тьма целебная
мотыльки вышли чтобы в бездонное
найти тарелку

даже тот знает всех кто воскресает причудливее
живьём прозябаем но не оставьте мертвецов
всюду потому что всё вековое
вытряхивает нас

+ + +

дальнейшая судьба будет гибелью биографии
и началом катастрофически нового

зрение ли то что не обрело оптики
можно ли безвопросительно принимать истину родителя
истину земли которая вырастила тебя из семечки
потому что законы леса
в котором ты вырос создавались законами природы
лес был до тебя
будет и после

я до сих пор семечка
почему ты до сих пор смотришь на меня как на семечку

беспрекословная вера словам родителя
не вырастила меня
это мне снится что я вырос в небольшой куст
в небольшой куст шиповника
на самом деле я до сих пор семечка
этого привередливого растения

упорное наставление насаживание законов леса
проявляет себя как истинная сила и правда
мой родитель видит во мне только подозрение
поговори чёрт подбери тебя со мной
как с заслуживающим расцвести шиповником
на доверии
преисполненным доверия разговором
без полиграфов
без придуманной прочности леса
поговори со мной на хрупкости ветерка

будь мне родителем
который научит слышать слова
в жужжании пчёл
собирающих пыльцу
а в ответ я научу тебя языку семечки
со своей беспомощностью нерождённого

РАЗГОВОР С САМИМ СОБОЙ
ИЛИ
САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ
ИЛИ
ПРЕОДОЛЕНИЕ ЯЗЫКОВОГО Я

:
когда вот так
и нелегко с электросветом
по ткани памяти
под кожу проникая
где гул и стук окна
там отпечаток ветра
зализываю я себя
но не смываю

квартира комната
под зеркалом подлёдным
ты снишься у окна
у льда и хуже в стуже
ещё пото̀м да хуже
если мимолётно
верни меня назад
верни обратно
ну же

я сам полупальто
из нежного покроя
в преодоленьи я языкового
что ли
но сам и знать не знаю
что есть я такое
как будто бы синяк
а может сгусток крови

тут шепчет всё о сне и влаге и о влаге сна
я вышел с по̀том весь на простыню

укройся
на

+ + +

и май нам всем и страшный этот свет
поналетели птицы дураки
проглоты блин и то̀лсты в ширину
равнина здесь что море никогда
открыл глаза на дно пошёл ко дну
давно пора но больше нет почти
вставляй любое слово перед но
лицом в асфальт зачитывай права

одной шестой терпеть свою страну
когда интимное твоё в лесах
а если быть правее то в стенах
и эти голуби повсюду да
ворочаясь до буднего утра
салют как в новый год не жду я чуда
пора мой друг пора мой друг пора
мне говорят мне да я не хочу да

+ + +

на тряпки всё, а не одежду в порт,
когда полы-уродины немыты.
техничка копит деньги на аборт,
башмачник переходит на копыта.
рыбак повис, он сам себе улов –
так на безрыбье пиршество у чаек.
играет музыка, не слышно слов –
прощальную здесь господу включают.

трактир не тот, и комната не та,
портным заплатки крепятся булавкой,
сундук прогнил солёностью до дна
и тряпки сушатся в саду на лавке.
гулящая сгрызает ноготок –
выходят маршем потные солдаты.
здесь свечи задувают на восток,
не помня номер чеховской палаты.

+ + +

настанем мы, когда закончится вода
в огромном доме. нагишом без барахла,
без водки, без вины, вина и голольда,
без тряски рук, одышки – просто пот со лба.
как будто, так и надо было жить на даче,
так даже выживем не на авось – насквозь,
тем боле с музыкою с яндекса в придачу
и можно выносить себя, а не навоз.

здесь были нас, и нас, как мы, растёт в трубу,
как будто замечает в этом деревянность.
ты хочешь укусить, но сухости во рту,
поэтому нет слов, а только вялость, вялость.
ты всё же тащишь, тащишь за собой на мы,
как каплю инея меж плит в пыли кремля,
где воздух сдавлен плотью кирпича, и тьма,
под тремор рук, до абсолютного нуля.

+ + +

тоненько тонёхонько
если бы по краю
ты пошла дурёха
под мостом по свае

что же мне не спится
что же я ворчу
ты лежишь как птица
спишь как пикачу

вот тебе колёса
шпрѝцы и врачи
остальное после
только не молчи

ты молчишь больнее
чувства моего
мне тебя не склеить
не собрать чего

кома это Кама
ржавая вода
мне б тебя до храма
а не вот сюда

+ + +

котёнку Кеше

коробка вся твоя кровать
и стены из картона
я запах твой распознавать
начну со стона

вот твой укус и шерсти клок
и нежность на ладони
бессильный и больной клубок
стал частью дома

всего-то навсего вчера
без имени и где-то
дитя подвала и двора

мой Иннокентий

коробка вот моя дыра
и запах от потери

я положу тебя в кровать
озвучу время
Made on
Tilda