***

Сереет парус, рядом еще паруса
нечистые зубы Харибды
фильтрующие океан. Представим
художника — нет он истлел —
представим его картину,
написанную в три волшебных дня.
Она потускнела: пыльные занавески,
бязь, оснастившая миру взгляд,
пыль в глаза пускающая прогуляться.

Представили, убираем в запасники.
Пропали зубы — а вроде не было бури.

В одном знаменитом музее я видел
парт собрание — зал столов,
за которыми мучились радикулитом
писатели из учебников. А столы
хорошо бы играли в танчики. Хорошо бы
плавали, будто танкеры,
без каких-либо парусов. По соседству
были домашние туфли поэта —
эти бы тоже поплыли, случись чего.
Пусть плывут неуклюже.

День, осторожно ступай по дну:
там снятая челюсть чудовища.

***

Прекрасна ты, Гиатт, дщерь Лолкека,
племянница добродетельной Пацталом,
наследница дома, давшего нам героев —
братьев-соперников Отстоя и Ништяка;
мёд и млеко на месте, мозг размягчён и мог бы
украсить анбоксинг самых вонючих сыров.
Славься в храме времяпрепровождения,
невесться под пальцами юных,
сохраняй отпечатки на всякий случай,
пастухов и охотников глина,
археологов пламя, Гиатт.

***

Чувствую, что революция
состоится где-то
в области кровеносных сосудов,
мгновенных реакций,
сбитых настроек проприоцепции.

Видимо, думаю,
следя за кругами
хищной птицы, которая злой
вылупилась из яйца,
то же чувствовали все до меня.

Корпия разнотравья
на жестоко избитой земле
едва пропускает соки, и Гор
спускается к мумии Геба
с кубком в когтях.

Божественный интер-
национал занимается
своими делами,
люди под ноги смотрят себе,
спотыкаясь на ровном месте.

Значит, здесь было
неровно и тонко,
здесь и порвется,
отсюда и вымогать
руду и нервное волокно.