Полина Эльстер
зимой и летом обращаясь на вихрь московский
«возвращальня по мастерской»
воткнут в угол где не зга
сам себе где мелюзга
снова выпрыгнут чернила
сажей вымазав перила
талых но былых и всежтке крыльев
где колпак как купол сам падет
и рапирой кисть воспрянет вновь
где себе я тень и вой
где мой старый пыльный зной
окружив как зонт зовет
***
уж чувствуешь привкус мощей
кислые гущи капустных дождей
на мне венок из римских свечей
музыка русского самовара исходит из этой машины стиральной
и так фсе будет стерто
в чехарде жевательных наперстков
ластик и головастик поплатяца
жабенок рад бы и стараца
через миг обратяца золой да попятяца
костяникой умоясь
в этот день чёрного снеговика
догорал платочно-молочный мотылек
в духовке языками играла обратная сторона пуховика
на неделе в богадельне
в ночи
в печи
каленая канарейка
а на листьях пальцев спела
рана-нержавейка
***
замирает в груди студень
луковой руки пропахшей разлукой
снегов рыжина ржавчины растерта шелухой шелохнувшись
о подоконный звон
прочесанный гребешком мучной сон
талых глазниц
коридорных улиц свист
известь и спеют слезы
вечный след от патины сверстан
облетевший зелено золота звон
известный скарабеям током он
омон ра утренне колотящая заря
стебель лебеды замесив как беды в тесто
в ватное ванны растянутое мехами тесто
покинутых домов замшелое перинистое место
в келье узкой и прошитой
тростников ус остывший
вечногорящий куст волос
о проклятье ведь я покинутый цветок
***
в сей день шел град
подплечниками стражников погаснуть сужено
но спотыкач не ткач
сжиганий гласность
им лиш в схожесть
невозмутимость многочисленного орошения
где заживо сгорают
фсе выходки
вращаясь в жертвоприношенье
и в ночи усыхает
зажим жевательный горами
крова остались только
щепки и чепчики бросали
долою в топку под пяту
прикосновенье оставляет
тому излечь золою
много велено што в чащах
шумельно пальмовые стебли
безмерно заточали танец ветровых усыпальниц
и вересков бойницы
ча ща я помню написанье
без опыления жужальниц
мерзальниц в кварце лязг
и сглаз - канун под силу в раз
***
big ashes and rusty snow (my pants)
before and after
soldier’s things’s this jackknife is rusted
how to not become mahakali
soot cover over
burnt leftovers stained as permanent shadow tattooed
rusty snare in turn to an inferno
cold blue fire flame tongues
blue flowers of gas stove field
bloody elevators fearfully in shaky as a kid fears the kids of darkness
ossified
black thorn ravines
cologne of hades (what does hades smell like)
остывшие сгоревшие стлевшие куски пепла ложащиеся шелухой в облик скатерти
будто сгоревшее место в поле
место где жгли (кольцо) — ring of fire
злые песни
***
выдирать с корнем со всех сил как самый вросше окостеневший плод из-под плаща-холода всех
темниц-земель
бледностный плот-хибарка чашек коленей понесет улегшихся лунных лучей
костер кружевных занавесий
зубных клацаний и созвездий
наперсточных следов медное хладковеянье
холодатный надыш
в клодовке брошенка-камыш
покойнецкия и маленький размер зерен
свет брошенный в гомон стывшего камнепада
and it’s twisted
im the one twisted here
the jig is up
jinxed out
a livid clot of suspense am
just ain’t buying it
jiving with inferno
where in street organ
my mummy been a nest hotel for mice
ossified pastilles in the pocket
soon drop out talking dice
ginseng in me shouts
burst-out on milk-soaked eyelashes of tin aeroplane through all the flea-bitten shenanigans
through it all on wild wheeze knocked-knee chariot where withered leaf was the rider
(комментарий)
некоторые межстрочные образы я выудила на плоскость
как хрипящую храмую колесницу - сгоревшие сани ездоком которой был жухлый лист
выражаясь примотанными челюстями как разъезжая вдребезг по городу построенному на костях
но также и сгоревшая улыбка в эхо пепельно-лило губам на полотне «на этом кулисы моих уст
закрываются»
взаимоуничтожение как дух-белая моль в шелковом ловушке-полиэтиленовом пакетише-западне -
но в то же время - моль и населяет дома и является домашним вредителем точа зубенья на ткани
объедая их
это и завинчивание себя бормотанием заклинанием твердящем о наложенном круговороте-вихре
из которого не выпутаться
а также клочки обрывки различных горений как неотправленное письмо, собака и постовой
поменявшиеся ролями, нью-йоркский талисман желудь и кусочек пчелиного воска как исцеляющий
явившейся буквально из облака пыли дух противоядия или «начало». под зеленью стекла
возложенные подобно карте и настольной игре с костями где вернуца на исходную точку старт-
пустячок но и колкий раздребезг сквозь зубы. Тут и игра поверхностями - на стекле и под.
отчуждение и недоверие
вздымание и ужимки тлений.
начало и конец