*

Школа полощет зарешеченный рот свинцом
Жизни, застрявшие меж зубов, выбегают
в небо по мосту бесконечного крика
Криво
растут коренные и молочные парты
Лучше бы исправить прикус,
да проволока брекетов свита в узлы, лениво возлежит
на оградах, царапающих объектив журналиста
Эти фразы ни о чем — о лени проволочной, разве что
О разгрызенном граните, чья прожильчатая скорлупа
разбросана по дыханию уцелевших
В тот день проходили особый подвид животных
Чистильщики забираются в пасть более крупных особей,
выедают остатки пищи
Из выпуска новостей вечерних свесится
царапина, зазмеится прямо в рты телезрителей
Ничего ей не достанется
Проглочены слёзы


*

Кофе, процеженный сквозь знамя, крепче
обнимет языки жгучей схожестью с грозовым небом
Придётся дуть в человечьи рты, не боясь
слово случайное принять
за праздничный шар,
даровать ему полёт и упругость
Молчание намеренное раздуть, словно угли
Трепещет знамя цвета пепла, цвета песка
В шквалистой ночи нащупал Пелеоглий дверь
в новое «да», соразмерное речевому проёму
Она взвизгнула, отпрянула, закрыла лицо
А всего-то хотел угостить её чашкой кофе
процеженного, не скрипящего на зубах
Всего-то хотел подуть в рот
Чуть сильнее, чем буря


*

Кто там празднично говорит прямо на острые
прутья ограды
Будь готов — тебе ответит толпа хлопков,
по-отдельности похожих на выстрелы
Назначая причиной случайную ветку, приник
Геловроний к древу, устал среди следствий плутать
О цвете флага, реющего над отрядом, говорит ли
горечь, подобная зольному обнаружению коры
Да, лыко само себя нашло, сквозь костёр потянувшись
птицам вослед, что певчую стружку свивая, означали
всё реже свои тела и голоса
Лесом поцелован в губы Геловроний, и вдавлен в пах —
равно как и в сердце — простор воссиявший,
включающий в себя,
как минимум, всё


*

Зимой отмель замерзает первой
Телеграммы с юга не поддаются расшифровке
Верно, содержат указания о том, из каких слов
возводить мост через полноводную
мать
Отец гремит бутылками, каждым ударом пытаясь
расшевелить замёрзшую жидкость, скрипит
половицами, словно палубными досками,
покашливанием отдирает от горла налипшую сажу,
в какую слились голоса миров; обсуждает
священные тексты, цитирует философов и поэтов,
прищурившись так сильно, что обретает схожесть
с каким-то знакомым азиатом
Поёт песню увязший в женском молчании
киль корабля
В отцовском плевке тлеет горечь, какую чувствуют
вовремя не улетевшие птицы
Мать встречает его твёрдым взглядом, оцепенелым телом,
блестя слоем крема, похожим на изморозь


*

Сплёвывая опилки, пропитанные пoтом,
словами оформляли братья послевкусие поколений,
подвергнутых допросу
Задавались вопросом — что останется в составе их «я»,
если выкачать воздух, отключить свет
Постоянно проступал трёхцветный перечень
Сколько усилий приложено, чтобы
не признавать его в качестве ответа
Накреняет пoлки, накреняет людское «могу»,
блестит ярче солнца, транслируемого на мониторах,
закатанный в банки полесок в собственном соку


*

Извлекают бутылочное стёклышко из почвы, а она кричит
каждой песчинкой
Промежуточным зрением, дарованным мирной минутой,
припадают Пелеоглий и Геловроний к стеклу,
от зеленоватой мути которого память проясняется,
обретает очертания матери
Она гладит юбку, освобождая полотно от складок,
накапливающих ливень
Скользким каплям не место на производстве
времени
Братья не сразу догадались, что женщины завода
сращивают юбки в конвейерную ленту, поют
песню о единстве, переодевшись
в комбинезоны цвета моста
Мост соединял мужскую и женскую колонии,
а не какие-то банальные два берега
О другом говорят братья: как ни старайся отклоняться,
по следам сердечного звука
выходишь к неизбежному морю
После работы ведь ещё обшаривать
ангельские роты, убеждаться
Нигде не слышен крик песчинки