Непостижимое постигается через свою непостижимость...

Николай Кузанский

Как говорить о невыразимом? О том, о чём сейчас и здесь нельзя говорить. И говорить невозможно, и не говорить нельзя. Запрещено. Но и просто: это — по ту сторону слов.
«О чём невозможно говорить, о том следует молчать,» - завещал нам загадочный Людвиг Витгенштейн. «Дао, которое можно выразить словами, не есть истинное Дао», - с этого начинает свою книжечку из пяти тысяч иероглифов и Лао Цзы. «Придёт время, и наше молчание будет красноречивее наших речей», - говорили перед казнью чикагские анархисты, мученики Хеймаркета. Об «исполненном молчании» на краю тайны как высшем виде речи по даосски намекал Карл Ясперс.
Молчать можно по-разному. От немоты, от избытка, от трусости. Молчание, конечно, бывает приспособленчеством, самоцензурой и добровольной лоботомией. Стыдливо отвернуть глаза и... «Сколько раз мы молчали по-разному, но не против, конечно, а за!», по констатации вечно актуального Галича.
Или — остановить поток обесценившихся пустых и ненужных слов и... «Как возможны любые слова после...?» (слегка перефразируя Адорно). Целомудренное бессилие молчания оттеняет бесстыдное насилие торжествующих слов. Молчат жертвы и свидетели, говорят палачи и прокуроры. Молчать перед лицом Ужаса, перед безмолвием смерти, невозвратностью потерь и надежд, несмываемостью позора, перед невыразимостью, несказуемостью катастрофы. Молчать из стыдливости, из честности, из сострадания, из бессмыслицы речей. И по пронзительному звенящему молчанию угадывать близких в шумной толпе.
Болтовня лжёт. Она затемняет и прикрывает трещины и пропасти взбаламученного, истерзанного и распинаемого мира. Громкие фразы, бессмысленные фразы, малодушные фразы. Это и о них слова Талейрана: «Язык дан нам, чтобы скрывать свои мысли», Вообще скрывать всё. Клише, лозунги, ярлыки, речекряк (по Оруэллу), стёршиеся симулякры. Они нормализуют невозможное, подменяют и заслоняют новоязом неназываемое подлинное, отчуждают в абстракциях кровоточащее и единственное. «Услышать прекрасность молчания» - мечтал и умолял Александр Галич, пробиваясь от назойливого клёкота вездесущих «рупоров». Монополия на Речь — первая привилегия Старшего Брата, формирующая и подменяющая реальность.
В молчании приходит осознание и вчувствование. В молчании наступает отстранение от гипноза и морока иллюзий нормальности и приходит освобождение. Молчание среди пафосного и суетливого ора — первый шаг к пробуждению совести и выражению невыразимого.
Перефразируя библейское: время разбрасывать камни слов, время в молчании собирать их и осознавать их недостаточность, никчёмность и лживость.
Не повторять банальные подлости и пошлости. Отключиться от шумового фона и вслушаться. Не идти привычными исхоженными дорогами. Не заглушать треском слов ужас катастроф. Отстраниться, чтобы приблизиться; уединиться, чтобы выйти из одиночества; вслушаться в кромешную тишину безмолвного, исчерпавшего слова мира, выплакавшего свои слёзы и забалтываемого бодрыми бравурными витиями.
Может быть, минута молчания — это то невозможное, что ещё может что-то и кого-то исцелить и спасти и назвать и преодолеть?


26 августа 2025 года